Проза, рассказы из инета

[Nataшa]

Есть другие миры, в которых можно петь...

Я был еще ребенком, когда в нашем районе появился первый телефон. Я хорошо помню этот громоздкий полированный ящик из дуба на стене под лестницей. Я даже помню номер – 105. Я был слишком мал, чтобы дотянуться до него, но всегда зачарованно слушал, когда мать говорила по нему.
Однажды она приподняла меня, чтобы я поговорил с отцом в командировке. Настоящая магия! Потом я догадался, что где-то внутри живет удивительный человечек «Оператор-Будьте-Добры», который знал всё на свете. Мама могла спросить у него любой номер или точное время, если наши часы останавливались, и он всегда предоставлял точную и правильную информацию.
Мой первый личный опыт с этим джином-в-трубке произошел в день, когда мама была в гостях у соседки. Играя с коробкой инструментов в подвале, я ударил палец молотком. Боль была ужасной, но особого смысла плакать не было, потому что я был дома сам и никто бы даже мне не посочувствовал. Я засунул палец в рот и ходил по дому, пока не подошел к лестнице.
Телефон! Я схватил табуретку и приставил к стене. Поднявшись, я снял трубку и поднес к уху. «Оператор-Будьте-Добры» – прошептал я в трубку над головой. В трубке послышались несколько щелчков и приятный голос сказал мне в ухо: «Оператор».
– Я ударил палец, – сказал я и слезы потекли сами. Наверное потому, что у меня появился слушатель.
– А мама дома? – спросил приятный голос.
– Никого, я сам, – сказал я сквозь слезы.
– Кровь идет?
– Нет. Я ударил его молотком и он очень болит.
– Ты можешь открыть холодильник и достать лёд? – спросила она.
– Могу.
– Тогда отколи маленький кусочек льда и приложи к ране. Это остановит боль. И не плачь, всё будет в порядке.
После этого я звонил «Оператору-Будьте-Добры» по любому поводу. Она помогала мне по географии и математике, подсказала, чем кормить пойманного в парке бурундука.
А однажды случилось горе – умерла наша канарейка. Я позвонил «Оператору-Будьте-Добры» и сообщил печальную новость. Она внимательно выслушала и начала успокаивать меня, как обычно взрослые успокаивают детей. Но я был безутешен, мне нужно было другое объяснение.
– Почему птицы, которые так прекрасно поют и приносят радость целым семьям, должны умирать и превращаться в маленький комок с перьями на дне клетки?
Она, должно быть, посочувствовала моему искреннему горю и тихо произнесла:
– Помни, малыш: есть другие миры, в которых можно петь.
Я сразу почувствовал себя лучше.
На следующий день я снова был у телефона, чтобы спросить, как пишется слово «fix».
Когда мне было 9 лет, мы переехали в другой город. Я очень скучал по «Оператору-Будьте-Добры», жившему в большом дубовом ящике в нашем старом доме. Я и представить себе не мог, что этот голос можно услышать в маленьком новом блестящем аппарате, который теперь стоял у нас на столике в прихожей.
Я подрос, но воспоминания о тех детских разговорах не покидали меня. Часто в минуты сомнений и растерянности мне бы снова хотелось обрести то чувство спокойствия и безопасности, которое у меня возникало после общения с «Оператором-Будьте-Добры». Теперь я понял, сколько доброты, терпения и такта проявляла эта женщина, беседуя с чужим ребенком по телефону.
Несколько лет спустя, возвращаясь в колледж, я был проездом в родном городе. У меня было около получаса между пересадками. Минут 15 я говорил по телефону с сестрой, которая вышла здесь замуж и уже стала мамой. А потом я быстро набрал номер оператора родного города и с замиранием сердца произнес «Оператор... будьте добры».
Удивительно, её голос, такой спокойный, мягкий и знакомый, ответил. И тогда я спросил:
— Не подскажете, как пишется слово fix?
Повисла долгая пауза. Затем последовал ответ:
— Надеюсь, твой палец уже зажил.
Я рассмеялся.
– Так это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много вы значили для меня?!
– А мне интересно, — сказала она, — знал ли ты, как много ты значил для меня? У меня никогда не было детей и я всегда с нетерпением ждала твоих звонков. Глупо, не так ли?
Нет, это не было глупо. И тогда я рассказал ей, как часто вспоминал о ней все эти годы и спросил, можно ли нам повидаться, когда я приеду в город опять после учебного года погостить у сестры.
– Конечно, – ответила она. – Просто позвони и позови Салли.
Три месяца спустя я снова был в этом аэропорту. Другой голос ответил мне, и я спросил Салли.
– Вы друг? – спросил голос.
– Да, – сказал я. – Старый друг.
– Тогда мне очень жаль сообщить вам, что Салли умерла 5 недель назад.
Но прежде чем я успел повесить трубку, женщина сказала:
— Подождите секундочку, вас зовут Пол?
— Да.
— Салли оставила вам записку, если вы позвоните… Разрешите мне прочесть её вам? В записке сказано: «Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет».
Я поблагодарил её и повесил трубку. Я понял.

Пол Виллард.

[Бархат]

Уже читала, но опять до слез
Особенно теперь

[DJ]

Бархат, +1000000

[DJ]

"У моей знакомой, перемены начались с чашки. Сидела она себе много лет в архиве, дышала бумажной пылью и бесконечно сортировала истории болезней. Их сносили со всего госпиталя: хирургии, офтальмологии, урологии и проктологии. Клеила папки, подпирала разваливающиеся шкафы, грела воду кипятильником и заваривала чай в старой надбитой пиале. Над головой трещал по швам потолок, зияя ржавыми разводами, и по стенам мигрировал грибок, размножаясь в геометрической прогрессии. А потом начальник вызвал к себе в кабинет, поздравил с 8 Марта и подарил чайную чашку из костяного фарфора. По ободку переливалась салатовая эмаль, и вся она была тонкой, изящной, декорированной золотом. Женщина вернулась в свою каморку и будто впервые, разглядела все убожество обстановки: треснутый в двух местах подоконник, лохмотья паутины, допотопный стол, а потом через две недели уволилась.
 
У родной сестры все закрутилось со спичечных коробков. Она сидела на скамейке и «ваяла» их в разных перспективах. Мимо проходил художник, заглянул в альбом и пригласил к себе в класс. С тех пор она всю себя посвятила живописи.
 
Булгаковская история началась с сущей ерунды: Аннушка пролила масло. В ролике «Spin» процесс автокатастроф запустил обычный баскетбольный мяч. В романе «Шоколад» зачинщиком событий становится теплый февральский ветер, пропитанный запахами колбасы и хрустящих вафель. У Сальвадора Дали возникла идея написать свои знаменитые стекающие часы («Постоянство памяти») в момент лицезрения плавленого сыра. У Чака Паланика – роман «Бойцовский клуб» после того, как его избили. В мультфильме «80 дней вокруг света» говорится:
«Жизнь — это цепь, а мелочи в ней — звенья.
Нельзя ни одному звену не придавать значенья».
Наша жизнь состоит из пустяков. Из взглядов, мыслей, слов, улыбок, кивков, шагов, ухмылок, оскалов, замечаний, советов. Оторвавшейся пуговицы, пригоревшего молока, потерянного билета и свалившегося на голову яблока. Они нанизываются друг на друга, как бусины на нитку, создавая нечто неповторимое и возможно, шедевральное.
 
Александр Флеминг забыл в лаборатории образчики бактерий, на которых потом выросла плесень. В результате был открыт пенициллин. Тонизирующую микстуру на основе листьев коки и африканских орехов колы случайно разбавили газированной водой, и получился напиток «Кока-кола». Рубиновое стекло появилось в результате ссоры между стекловаром и его женой. Она в сердцах бросила золотое кольцо в кипящую стекломассу, и та на глазах приобрела ярко-красный цвет. Булочник Иван Филиппов «изобрел» булочку с изюмом после того, как губернатор нашел в его выпечке таракана. Вафельный рожок испекли совершенно случайно, когда у мороженщика, торгующего по соседству, закончились тарелки.
 
Так что, как утверждал Харуки Мураками: «именно из пустяка начинаются самые важные вещи в мире». "
 
© Ирина Говоруха

[Каролинка]

DJ, 

[DJ]

Чужиe cyдьбы ...
 
 
- Еcть люди, котopым жить бы не надо.
- Это кaк?
- Они живут нe свою судьбу. Они дoлжны были умереть, но живут. Вот смотри, шла я как-то домoй и около мусорки увидeла и услышала крошечного котeнка. У нeго только глазки открылись, а какая-то сволота его выкинyла. Он так кричал... а у меня кошка как раз окатилась, я и подумала, что она котенка выкормит. Не тут-то было! Не приняла его Мурка. Мне пришлось кроху носить в нагрудном кармане, кормить из пипетки, еле-еле его вытянула...
Женщина замолчала, вспоминая те дни, когда вся ее жизнь крутилась вокруг крошечного котенка. Девушка, сидящая напротив, кашлянула.
- Да, вырос он в красавца кота и ты думаешь, он был мне благодарен за спасенную жизнь? Абсолютно наоборот. Он вырос в кусючего, нелюдимого, неласкового зверя, его невозможно было погладить, он шипел и царапался. Ему было около года, когда он заболел. Не ел, рвал постоянно, но как только я приходила с работы и собиралась его везти к ветеринару, он уходил, приходил поздно ночью, а утром уходил опять. Я думала, раз бегает, ему не так уж и плохо, обожрался какой-то дряни, травы пожует, да поправится. А он пришел, когда уже совсем дело плохо было. Я его свозила на вет станцию, но поздно. Не спасли. Как я по нему убивалась, не передать словами. Он душу мою забрал с собой. И отдал не скоро и не всю, кусочек так и остался в лесу, где я его закопала.
Женщина замолчала и вытерла глаза. Девушка остолбенела. Ей говорили, что Евдокия Михайловна - баба - кремень, вообще без эмоций и нервов, не любит никого, а терпят ее только потому, что специалист она незаменимый. Ее к кому только не вызывали, вены, казалось, ей прямо под иглу прыгали, не успеешь глазом моргнуть, а она уже систему поставила и пошла к следующему больному. Наташе сказали смотреть в оба, учиться, наблюдать, да помалкивать, потому что Евдокия, ежели что, смешает с чем хошь и на помойку выкинет.
- Разнюнилась я что-то с тобой. Если хоть словечко кому вякнешь, расскажу, как ты с хирургом в процедурке обжималась.
- Не было же этого! - у Наташи задрожали губы и сердце забилось от такой гнусности.
- Не было. А я расскажу и мне поверят, поэтому помалкивай, усекла?
Евдокия сама не поняла, почему ее понесло в такие откровения. Наверное, сил уже не осталось все в себе держать. А тут девчонка - молоденькая, наивная, сопереживает всей душой, вот и захотелось поплакаться.
- Вы говорили о людях, которым жить не суждено, - Наташа, еще не оправившись от угрозы, решила все-таки дослушать. Евдокия интересно рассказывала.
- Да, так вот тому коту судьба была - сдохнуть в мусорке, но что-то пошло не так и я его выходила, он сам на меня и злился поэтому, я всю жизнь, то есть смерть ему испортила. Он поэтому и не приходил лечиться, да и у меня Господь мозги забрал, не догадалась ему антибиотик, да витамины ширнуть. Умер-то он все равно, но куда-то там опоздал почти на год. Так и с людьми. Иногда судьбы путаются и они живут жизнью другого, а им бы помepеть надо.
- А как они путаютcя?
- Ты в реанимации еще не дежурила?
- Нет.
- Вот там тела отдельно, а души отдельно. Души разное все видят, потом, когда возвращаются, такое рассказывают, волосы дыбом. Они потом и в сознании могут видеть то, что не положено, я ушла оттуда именно из-за этого, не выдержала. Пациенты и с мертвыми, бывало, говорили и смерть мне показывали и говорили, кто умрет следующий.
Евдокия поежилась и налила себе еще вина. Это было строжайше запрещено и она никогда в жизни не пила спиртное на работе. А сегодня все было странно и непривычно: и ее бесстыдное выворачивание души перед новенькой мед сестричкой, да и вообще эти воспоминания, которые она запрятала глубоко, в самый край души, куда и не заглядывала никогда. Там хранились смерти родителей и Лешеньки, развод, смерть Мурика и всякие мелочи вроде предательства, одиночества и тоски. В тот уголок своего сердца она не заглядывала так давно, что там все заросло паутиной и пылью и она вспоминала Мурика с трудом, прилагая усилия, даже не веря сейчас, что это все произошло тогда с ней, что она приходила на работу с опухшим от крика и слез лицом и врала про аллергию, а сама каждый день ездила на могилу кота и выла там, как безумная.
"Да, что это со мной?" - она глотнула отвратительно-сладкое пойло. "Почему никто мед сестрам не дарит водку? Почему думают, что раз баба, значит все приторно сладкое?" У нее даже был соблазн разбавить вино спиртом, но вовремя одумалась. Ночь, скорее всего, будет тихой, а утром все отделение кaпать. Девчонке она ничего не доверит, все придется самой.
- Евдокия Михайловна, а как вы вены находите? - Наташа, маленькая чувствительная пичужка, робкая, но понимающая больше, чем сама подозревала, решила сменить тему разговора.
- Это, дорогая моя, практика, знания и чутье. Когда с мое поработаешь, ты тоже их с закрытыми глазами найдешь, - Евдокия говорила вроде бы всерьез, а сама думала, что если она признается Наташке, что человеческие руки она будто бы видит насквозь, но та не поверит, а и зря, ведь именно поэтому ни одна, даже самая поганенькая венка от нее не может убежать.
- Все, хватит на сегодня откровений, - Евдокия вылила остатки вина в раковину, пустую бутылку спрятала в сумку, упаси Господь, если ее утром кто увидит, стыда не оберешься. Они спокойно поспали до самого утра, а потом, как всегда - капельницы, назначения, пересменка. Пациенты Евдокию любили. Оно-то конечно лучше, когда тебя и назовут ласково и пожалеют и поговорят, от нее этого не дождешься, зато иголки мгновенно втыкались в трусливые, ускользающие вены, уколы кололись молниеносно, халаты, да штаны дольше поправляли и Евдокия летала по отделению, как ангел... Нет, ангелы так не ругаются и не бурчат... И не как фея... Не с кем ее было сравнить. Просто все в ее руках спорилось.
Все утро Евдокия загоняла в тот самый тайный уголок сознания мысль: зачем она так душу перед девчонкой выворачивала. Что это на нее нашло. Наташа, которой было доверено разносить таблетки и убирать штативы капельниц в процедурку, тоже не могла отделаться от какой-то свербящей мысли и ходила понурая и задумчивая.
Они вышли из больницы вместе. Пожилая мед сестра - одинокая, циничная, чего только не повидавшая на своем веку и молоденькая девочка - новенькая, у которой все было впереди. Эта ночь связала их непонятной тайной и странным знанием. Они смущенно попрощались и пошли в разные стороны. Их свербила одна и та же мысль: а они свою ли судьбу проживают?
Впрочем, Наташа вскоре перестала об этом думать. Дома ее ждала мама, горячий завтрак, уют, любовь и целая жизнь.
А Евдокия пришла в свою маленькую, вылизанную до скрипа квартиру, легла на кровать и завыла. Как тогда, когда похоронила Мурика.
* * *
- Как же его жалко, - Наташа плакала, сидя в процедурке. Она сама не понимала, почему ноги ее принесли именно сюда, к Евдокии Михайловне.
- Третий инсульт трудно, почти невозможно пережить. А ты если по каждому убиваться будешь, лезь сразу в петлю. Быстрее будет, все равно загнешься, - от Евдокии, как всегда, доброго слова было не дождаться. Да и некогда ей было.
- Он так переживал, у него кот и кошка, кот - белый, а кошка - черная, представляете? И родственников нет.
- Раз квартира у него была, родственники мигом объявятся.
- А коты?
- А что коты? Заберет кто-нибудь.
- А может быть вы их возьмете?
- Ты сдурела, милая? Если мы всех кошек, да собак померших в больнице людей себе оставлять будем, приют надо будет строить.
- Вы посмотрите, какие они красивые, он мне фотографию скинул, - Наташа протянула телефон Евдокии. Та взяла его и почти сразу выронила. Хорошо он упал на кушетку рядом с девушкой.
- Извини, что-то руки задрожали. Покажи еще раз.
С экрана на нее смотрел ее Мурик. Тот самый, так неудачно ею спасенный. Взрослый и красивый.
- Это ваша душа, - прошептала Наташа.
- Что?
- Вы сказали, что часть души Мурик унес с собой. Он вам ее возвращает.
- Я тебе говорила, чтобы ты молчала? - Евдокия в ярости почти зашипела на Наташу, - иди отсюда! Чтобы я тебя тут больше не видела!
Остаток дня она грызла и корила себя за откровения. "Старая дура! Нашла с кем разговаривать!" А вечером зашла в реанимацию и узнала адрес умершего от третьего инсульта одинокого мужчины.
* * *
- Баба Дуня, почему у тебя такое странное имя?
- Почему это странное? Хорошее русское имя, а если ты еще раз Мурику дашь колбасу, я тебя в угол поставлю.
- Не поставишь!
- Поспорим?
Евдокия прищурилась и грозно посмотрела на подопечного. Тот радостно рассмеялся. Баба Дуня только грозилась. Это его всегда веселило. Она такая мрачная и серьезная шла на кухню и приносила ему что-нибудь вкусненькое. А влетало наоборот, от улыбчивой и веселой мамы. Раньше он глупым был и рассказывал, за что его баба Дуня ругала и грозилась в угол поставить, но потом передумывала. А мама ругалась еще больше и хлопала по попе. Не больно, но стыдно. Он уже большой, а его вот так, по попе... он даже один раз папе пожаловался, но это было совсем зря. От папы влетело еще больше.
- Давай, голубь, собирайся, мама скоро за тобой приедет, - баба Дуня многозначительно посмотрела на разбросанные игрушки и пошла мыть посуду. Мурик и Лелька побежали за ней. Они любили сидеть на столе, на специальном покрывале и смотреть, как хозяйка "играет" с водой.
А Макс лениво собирал игрушки, зная, что если мама будет торопиться, то она сама быстренько покидает их в сумку, поэтому можно особо и не усердствовать и намного интереснее поговорить с бабой.
- Баб Дунь, а это правда, что ты нам неродная?
- Правда, конечно! У тебя сколько бабушек?
Макс задумался. Баба Дуня - раз, баба Катя - два, баба Ира - три.
- Три?
- Правильно, две - родные, мамы твоих мамы и папы, а я неродная, я с твоей мамой когда-то работала, сейчас на пенсии, поэтому маме и помогаю, а две другие бабушки еще работают.
- А почему ты нам помогаешь?
- Потому что мы с твоей мамой - лучшие друзья.
- А почему?
Евдокия вздохнула. Мальчишка весь в мать, любопытный и настырный, вопросы может с утра до ночи задавать.
- А потому, - она вытерла руки, ласково погладила пацаненка по голове, не удержалась и поцеловала во вкусно пахнущую макушку, - а потому, что когда-то твоя мама помогла мне найти очень важную вещь. И это секрет! - она строго посмотрела на Макса, уже открывшего рот для очевидного вопроса и приложила палец к губам. - А теперь иди и все-таки собери игрушки.
Макс неохотно побpeл обратно в комнату, а Евдокия включила воду, посмотрела на Мypика и тихо сказала:
- Наташа мне душу нашла. Мою, заплутавшую. Правда, Мурик?
Кот замурчал и зaпрыгнул ей на плечо.
 
Оксана Антюшина

[Каролинка]

 

[Nataшa]

Здорово
Про чужие судьбы интересная мысль, но тут поспорить можно...

[DJ]

Вчера произошёл такой случай.

Знаете, бывают на кухне угловые шкафы, в них ещё установлены крутящиеся полки. Очень удобно: вращаешь, как карусель, приезжает нужная кастрюля. Залезать и тянуться внутрь очень неудобно, шкаф глубокий.

И вот вчера в рамках акции «Я уже не знаю, где помыть» начала тереть этот шкаф. Залезла глубоко, прямо погрузилась. Засунула сначала руку, потом голову, втиснула коленку, чтобы опираться и вторую руку, чтобы держаться. Снаружи только жопа и нога. И, значит, мою. Тру. Наяриваю. Залезла рукой под вертушку. И понимаю, что а всё. Я застряла. Реально ни туда, ни сюда.
Думаю, нетнет, это дурацкий анекдот, сценка для передачи с глупыми юморесками, так не бывает.
Чувствую, бывает.
Я так и сяк - никак.
Думаю, да ладно? Ну правда, что ли?
Чувствую, что правда.
Торчу из шкафа, непонятно, что делать. Телефон я с собой не взяла. Соседи не услышат.
Начинает болеть спина. Появляется даже небольшая паника. В шкафу душно.
Я читала накануне, что человеку можно всё внушить, вообще всё.
Как внушить себе, что все ок? Мол, так и планировалось. Это мебельная йога, мы занимаемся.

Слышу, пришёл кот Митя. По голосу понимаю, что собирается есть. А еды нет. Я ему говорю: «Митя!!! Дай телефон, потом накормлю!» Он отвечает, мол, знаю я тебя, сначала накорми, потом мой трюк с телефоном.

Думаю, а что если отжаться руками, выгнуть горб и спиной сломать полку? Потом новую купим. А потом думаю, как купим. Это ж антикварная ИКЕЯ. Больше не купим, ломать нельзя. Чувствую, санкции впервые взяли меня за зад.

Думаю, какой нелепый конец. Неужели вот так? Почему такой вид гибели?

Думаю, мама придет часа через три. Она будет кричать из прихожей: «Я пришла!» Потом зайдёт в туалет. Потом пойдёт переодеваться. И только потом придет на кухню. Увидит меня и скажет: «Молодец! Давно надо было помыть!» И уйдёт перебирать белье. Она даже не сразу поймет, что я не молодец уже как часа три.

Дети. А что дети? Когда я их вообще интересовала? Они придут и сразу возьмут телефоны. Захотят есть - попросят бабушку. Она опять зайдёт на кухню и скажет: «Ооо, ну ты копаешься!»

Как говорил в таких случаях дядя Митя из «Любовь и голуби» - откопались уже.

Муж в Питере.

И это было такое отчаяние, что я выдохнула и сложилась. Уменьшилась! И поползла назад. Оказавшись в сложном положении, я испугалась, напряглась и пыталась вылезти, применяя усилие.

На деле же нужно было расслабиться. И выдохнуть. Выход был там же, где вход.

Алеся Петровна Казанцева

[DJ]

Федор и чужой ребенок
 
Не то, чтобы Ира невзлюбила отчима, просто не приняла. Ну, какой он ей папа? Не было никогда у Иры папы и этот «дядя Федя съел медведя» тоже не папа. Однако ради мамы она с первых дней знакомства старалась держать свое недовольство при себе.
 
Не маленькая, уже одиннадцатый год, понимает, что маме хочется семью, хочется, чтобы за ней ухаживали. Так-то дядя Федя неплохой, молчаливый просто. Но чужой. Иру словно и не замечает. Зато не пьет, как отец у лучшей подруги Зины, что была ей даже сестрой троюродной.
 
А Федор словно и не замечал, что у его любимой женщины подрастает дочь. Принял как данность ее наличие и стал строить планы на дальнейшую жизнь, в надежде, что родит ему Женька своего родного сына, а то и двух.
 
Расписались они быстро и тихо, обменяли две квартиры на одну просторную, в которой у Иры появилась своя комната, и между отчимом и Ирой появился просто «худой мир», вместо «доброй ссоры». Пообедав после школы, Ира ныряла в свою комнату и старалась поменьше сталкиваться с мужем матери. Он с дружбой тоже не навязывался.
 
Когда у Евгении появилась тошнота по утрам и стало мучить головокружение, они даже все дружно обрадовались – беременность! Ира мечтала о братике, а Федор о сыне. Но случилось страшное, не новая жизнь зародилась, а болезнь поселилась инородной агрессивной плотью в головном мозге молодой еще женщины. Стала Ира сиротой уже в 11 лет. И путь ее лежал прямиком в детский дом.
 
Она еще не задумывалась о своей дальнейшей судьбе, придавленная страшным горем, когда услышала, как на кухне рыдает после поминок пьяненькая мать Зины и словно оправдывается перед Федором:- да взяла бы я ее к себе, все же Женька сестра моя двоюродная, не чужие. Но мы сами с Зинкой раз в неделю из дома бегаем, как мой шары зальет. Не потяну. А больше никого у нас из родни и нет.
 
Ира не хотела подслушивать, но так получилось, и из разговора она поняла, что приходили из опеки, что «изымают ее в детский дом», что в этих стенах большой и просторной квартиры, она потому, что отчим отстоял, выпросил несколько дней, в надежде найти родню Жени. Вот и разговор этот отсюда вытекает.
 
- Ира, поговорить надо - начал утром отчим, но замолчал, подбирая слова.
 
- Да, не бойтесь, говорите, я уже знаю, что нужно в детдом собираться.
 
-Я о другом. Если ты не против, то я хочу оформить опекунство над тобой, ведь мы с матерью были расписаны, говорят, что можно попытаться, но если ты сама захочешь. Я знаю, отец из меня никудышный, но не могу я тебя в детдом отдать. НЕ МОГУ. Может, попробуем? Ради Жени, попробуем. Наверное, смотрит на нас и переживает.
 
Она и не представляла, что взрослый мужчина может плакать. Особенно Федор. Он и на похоронах не плакал. Окаменевший был, да, но ни одной слезинки. А тут…. Подошла, обняла его и стала, как маленького утешать.
 
Все у них получилось. Кто кого поддерживал первые полгода, это еще вопрос, но время потихоньку лечит. Наладили быт, научились оба варить борщ и не только. Научились разговаривать друг с другом.
 
Правда Федор собеседник был немногословный, но Ира привыкла. Помимо благодарности, она стала испытывать и уважение к отчиму. Мужик он был справедливый. Не раз заступался за нее во дворе, пытался как-то ее радовать в мелочах. То мороженку после работы принесет, то два билета на премьеру кино им с Зиной купит.
 
Иногда забегала тетя – что помочь, подсказать, разобраться со счетами, квитками за квартиру. Частенько приходила с ночевкой Зина. Боль стихала. Стали жить. Федор ходил на собрания в школу, оставлял часть зарплаты на общее пользование и никогда не спрашивал отчетов. Ира старалась не подводить его. Но никогда не называла его папой, ни в глаза, ни за спиной, понимая, что для него она чужой ребенок.
 
Не сама пришла к такому выводу, а нашлись «добрые люди» - просветили «сиротку», жалея слащаво.
 
Когда ей исполнилось 14, Федор опять решился на тяжелый для обоих разговор. На этот раз, он спрашивал ее мнение по поводу своей женитьбы. На работе незаметно у него стали строиться отношения с одной женщиной, и еще - у них будет ребенок.
 
- Я бы ушел к ней жить, но ты еще не можешь оставаться одна. Да и опека набежит. А вдвоем к ней тоже не вариант – тесновато будет. У нее лишь комната в служебном доме. Но если я приведу ее сюда, как думаешь – уживемся?
Внешне ужились. Лида ходила по дому, как важная гусыня, лелея свою первую беременность, Федор повеселел, а Ира старалась сглаживать все возникающие конфликты. К ней почему-то так и не пришел сложный подростковый период. Наверное она сразу повзрослела с уходом мамы. А вот Лида…
 
Ира многое списывала на ее беременность и не рассказывала Федору, как сползает улыбка с лица его жены, когда за ним закрывается дверь. Как всем своим видом она показывает Ире, что теперь хозяйка она, а Ира никто. И это «никто» по недоразумению, по глупости Федора мешается у них с мужем под ногами.
 
Поняв, что Ира ничего Федору передавать не собирается, она уже не только видом, но и словами открыто это ей стала говорить. Раздражала ее чужая дочь, чужой ребенок.
 
И опять помогла старая тактика. Поменьше попадаться на глаза. Федор долго был в неведении, но когда родился их с Лидой сын - Стаська, то стал догадываться, что Ире непросто в их семье. Лида уже и Федору стала напевать, что чужой ребенок ей мешает. Ну и что, что несколько квадратных метров ей в этой квартире принадлежат? Выплатим ее долю к совершеннолетию, и пусть живет своей жизнью, - пела она ему. А сейчас о ней государство должно заботиться, а не мы – чужие ей люди.
 
Федору сложно давались возражения, он действительно с молодости был неразговорчивый. А Лиду переговорить вообще было трудно. Однако нашел аргумент попроще – стукнул кулаком по столу и сказал. Прекрати. Никогда больше не хочу слушать подобное.
 
А Иру позвал в ближайшую субботу навестить Женю. Убрались там, покрасили оградку, цветы пересадили. Посидели молча, и снова словно сблизились, как в первые полгода, что были заполнены горем и болью.
 
- Ничего, Ириш, все уладится. Ты потерпи. Скоро Стас в садик пойдет, Лида работать начнет, некогда ей будет дурью заниматься.
Но Лида стала с другого края действовать. Под предлогом слабого иммунитета Стасика запретила приглашать в дом Зину. А ее мать она давно уже отучила забегать к ним по-родственному. Взяла в руки все финансовые вопросы. Не было у Иры уже доступа к общим деньгам. Приходилось просить у Лиды даже на самое необходимое, о чем девочки стесняются вслух говорить.
 
Она не жаловалась Федору, не хотела быть причиной их ссор. Ей искренне нравилось то, что отчим повеселел, что снова заблестели его глаза. Она видела, как он любит сына.
 
Однажды Федор нечаянно узнал, что Ирина не питается в школе. Она уже училась в девятом, часто оставалась на дополнительные занятия, еще занималась в стрелковой секции. И частенько до вечера была голодной. Карманных денег, чтобы перекусить, у нее тоже не водилось. С тех пор, как деньги из доступной шкатулки перекочевали в Лилин кошелек. Вернее, это уже была банковская карта.
 
Федора отчитала класснуха Ирины.
 
-Вы бы, Федор Ильич, поговорили с Ириной. Мода модой, но она же уже прозрачная! Скоро в обмороки будет голодные падать. А отвечать кто? Снова школа – снова недоглядели? Замучились мы с их диетами!
Когда до Федора с трудом дошло, что он упустил момент с деньгами, понадеявшись на жену, то корил себя и ругал Иру, что молчала.
 
- Ну, прости, дочка, тугодум я. Ну, а ты-то что молчишь? Ты знай - у тебя и счет свой есть. Я туда все опекунские складываю, и выплаты туда же все идут. Но знаешь, мы все же их трогать не будем. У тебя и учеба впереди, и свадьба. Я тебе просто карту открою и буду с зарплаты скидывать. Хорошо?
Ира толком и не слушала его, про деньги, про карту. Набатом в голове звучало – ДОЧКА. Неужели она и правда для него не чужая девочка, что он расстроился из-за нее. Не из-за Лиды, не из-за Стаса, а из-за нее?
 
Ох, и бесилась Лида, когда поняла, почему денег к ней чуть меньше поступать стало. Стала, то опекунские «в общий котел» требовать, то демонстративно причитать, что деньги словно в трубу улетают. Как она не экономит, отложить на отпуск не получается. А как иначе, если «эту» одевать, обувать и кормить приходится. А тут еще и деньги ей стал выделять!
 
- Так отпускные получу, и поедем в отпуск, проблем-то…
- Опять в дом отдыха ваш? Я к морю хочу!
В таких баталиях пролетело еще пара лет. Лида пыталась задеть Иру, Федор стеной вставал на защиту. Ирина страдала, зная, что является причиной ссор в семье.
 
Одно грело - они с Зиной мечтали окончить школу, найти работу и снять комнату на двоих. Отец у Зины совсем уже «слетал с катушек», уходил в недельные запои, стал тащить все из дома. И неясно даже было – кому из девочек живется хуже.
 
Но мечтам не суждено было сбыться. Зина выскочила замуж сразу после выпускного. Почти за первого встречного, не могла уже жить с родителями. У Ирины сменились планы – поступить туда, где будет общежитие стало уже ее целью. Федор хотя и не поддерживал эту идею, но понимал, что Ирине сложно с ними. Просчитывал уже варианты, как взять ипотеку для Ирины, но Лида сопротивлялась, как могла, настаивая на денежной компенсации.
 
- Что ей там положено-то из этой квартиры? И так на всем готовом выросла!
Решение пришло неожиданно. Федору в наследство досталась неплохая квартира в соседнем областном городе. Там как раз был и институт сервиса, куда Ирина втайне мечтала поступить, но считала, что ей «не по карману» платное обучение, а по желаемому направлению не было предусмотрено бюджетных мест. Да и общежития там не предоставляли.
 
Федор переписал свою наследственную полнометражку на Ирину, вручил ей и управление счетом, где накопилось достаточно, чтобы разом оплатить все годы учебы. Сам поехал с ней – помочь с заселением, с подачей документов. Нет, он действительно хотел помочь, но и еще была причина. Лида бесновалась, когда узнала, что наследство «уплыло» из ее рук. А он уже устал от ругани и скандалов. Поэтому неделька отдыха от жены была кстати.
 
Обошел всех соседей в подъезде, благо квартир там было не так уж много. Небольшой трехэтажный дом в уютном ЖК. Попросил «не обижать дочь, приглядывать». И это Федор, который в магазины-то ходил, только с самообслуживанием, чтобы лишний раз не разговаривать с продавцами!
 
- Повезло тебе с отцом, девонька, - говорили соседки, встречая Иру во дворе.
- Да, папка у меня замечательный, - соглашалась Ира.
 
На каждой свадьбе, есть трогательные моменты, когда сложно сдержать слезы. На Ирининой свадьбе этим моментом стал танец отца с дочкой.
 
Федор вообще заставил всех гостей понервничать в тот день. Невеста не хотела идти на регистрацию, пока не приедет отец. А у него встала машина на трассе между городами. Новую гнал, в качестве свадебного подарка. Не обкатана для такой дороги. Но обошлось, успел.
 
Все в жизни успел этот немногословный мужик.

Автор: Под грифом "Несекретно"

[Маришок]

😥

[Nataшa]

Он родился тёплым майским днём.
“Всю жизнь промается, – сказала бабушка, впервые увидев его. Потом посмотрела на сына и добавила: – И на тебя совсем не похож”.
Мужчина промолчал, но почувствовал, что теперь каждый раз, когда мальчик будет плакать или не слушаться, эти слова матери будут возрождаться в его памяти, как при посттравматическом синдроме.
 
Когда в три года родители повели мальчика в больницу, чтобы узнать, почему он до сих пор не говорит, мужчина особенно чётко вспомнил слова матери. Несмотря на все усилия докторов и семьи, мальчик не заговорил ни к четырём, ни к пяти годам.
 
Тогда врачи посоветовали сделать уклон на письменное общение и мальчика стали учить читать и писать.
 
Это ему сразу понравилось. Мальчик быстро, почти с первого раза, запомнил написание всех цифр. Довольно указывал на нужную, когда мама спрашивала и даже пытался их рисовать – его первые рисунки. Мама плакала от радости. Папа облегчённо вздыхал. Бабушка громко прихлёбывала горячий чай и на каждую улыбку бормотала что-то вроде: “радоваться будете, когда его в школу примут, а цифры рисовать и шимпанзе умеют”. И мама снова плакала, но уже от чего-то совсем другого.
 
К шести годам родители окончательно приняли, что их ребёнок никогда не будет таким, как все. Десятки тетрадей и альбомов мальчика были изрисованы только разноцветными цифрами. Ни дурацких машинок, ни маминых портретов, ни даже схематичных деревьев и котов.
Только цифры.
 
К семи годам мама и папа бросили все попытки обучить сына алфавиту. Бабушка одобрительно кивала, говоря, что молодость нужно тратить только на здоровых детей и настойчиво предлагала завести нового ребёнка.
 
Когда мальчику было без двух недель восемь, мама узнала о своей беременности. В тот же день папа выбросил все рисунки мальчика, собрал все его вещи, игрушки и фотографии, а затем, без звонков и предупреждений, увёз его в деревню, к деду жены.
 
Дедушка редко выбирался в город и за всё время мальчика видел от силы раз пять. Но, увидев его на пороге, сразу принял так, будто они всю жизнь были неразлучны. Дедушка любил внука.
 
Уже через пару месяцев он научился понимать все его желания и потребности. А мальчик научился понимать дедушку. Понял, как важно ему гладить кота перед сном и не сгонял его с рук. Понял, что ловить и раскрашивать кур – плохая идея. Понял, что ему здесь гораздо лучше, чем дома. Особенно, когда дедушка начал читать ему книжки после обеда, изменяя голос под каждого персонажа. Ежедневный аудиоспектакль для одного единственного слушателя.
 
Так они и жили.
Иногда тихо, иногда шумно. Иногда собирая осколки хрусталя из серванта, а иногда любуясь на утреннюю речку. Мальчику нравилось ловить рыбу. Дедушка понимал это по тому, как спокойно он сидел на рыбалке, как был сосредоточен, и как много листов тетради исписывал цифрами, возвращаясь домой.
 
На девятый день рождения дедушка подарил мальчику целую пачку белой бумаги и набор цветных ручек. Мальчик впервые за всё время обнял дедушку. Затем он выбрал зелёную ручку и в тот же день исписал яркими зелёными цифрами целых восемь страниц. Дедушка радовался и даже позвонил дочери, чтобы рассказать об этом, но она не дала сказать ему и слова о мальчике. Только быстро спросила все ли здоровы и бросила трубку, сославшись на то, что слишком занята ребёнком.
 
Вскоре наступило лето.
Дедушка убирался в курятнике, а мальчик бегал рядом. Пару недель назад дедушка купил ему набор мелков и мальчик радостно раскрашивал двор по своему усмотрению. Конечно, цифрами.
Большими и маленькими. Иногда похожими на арабскую вязь, а иногда строгими и угловатыми, будто индекс на почтовом конверте.
 
В этот день мальчик тоже рисовал. На серой от времени деревянной стене сарая мальчик аккуратно вырисовывал вот уже четвёртую строчку цифр.
Дедушка прекратил работу, упёрся подбородком в черенок лопаты и стал наблюдать за мальчиком. Его поразило насколько тот был увлечён. Мальчик писал, иногда останавливался, серьёзно смотрел на цифры, упирая руку с мелком в губы, зачёркивал что-то и снова писал.
 
Через пару минут мальчик написал ещё строчку цифр и поставил точку.
Затем отошёл на пару шагов, заложил руки за голову, приподнял подбородок, облегчённо выдохнул и весело побежал куда-то в сад.
 
Дедушка ещё несколько минут не мог оторваться от этих ярких цепочек цифр. Он смотрел на них, как смотрят на произведение искусства – то вглядываясь в детали почерка, то оглядывая все пять строчек в целом, воображая для них всё новые и новые смыслы.
 
Весь следующий день шёл дождь. Дедушка и мальчик устроили себе выходной и только и делали, что смотрели телевизор да ели испечённые с вечера рыбные пирожки. Ни забот, ни обязанностей.
Монотонный стук дождя по крыше убаюкивал. Мальчик сонно переключал каналы, а дедушка то полушёпотом бухтел на погоду, то внезапно начинал храпеть и тут же от этого просыпался.
 
Когда дедушка в очередной раз проснулся, мальчик уже крепко спал в своей кровати в обнимку с пультом от телевизора. На экране была какая-то детская программа и маленькая девочка, высоким, неприятным для слуха дедушки голоском, проговаривала алфавит. Дедушка медленно поднялся, придерживаясь рукой за спинку дивана, и подошёл к постели внука. Достать пульт из его крепких объятий оказалось невозможным. Кряхтя и прочищая горло, будто пред важной речью, дедушка побрёл к телевизору, чтобы выключить его вручную, но вдруг замер.
Девочка, как и прежде, читала алфавит, но теперь ещё и считая, сколько в нём букв.
– А – первая буква алфавита, Б – вторая, В – третья, – звонко чеканила девочка и голос её с каждым словом становился всё неприятнее.
 
Дедушка задумчиво поднёс руку к губам, также, как мальчик, когда писал на стене, и быстро пошёл к столу. Взяв бумагу из стопки, дедушка начал быстро выписывать все буквы алфавита, помечая их порядковый номер.
– К - 12, Л - 13, М - 14, – шёпотом проговаривал дедушка каждый записанный символ.
 
Закончив, дедушка с волнением взял один из исписанных мальчиком листков и начал дешифровку. Дрожащими руками, под грохот сердца, заглушавшего уже и дождь, и телевизор, дедушка быстро сопоставлял цифры мальчика с номерами букв:
–1 - А, 6 - Е, 4 - Г… Или 16 - О?
 
Но, как бы он ни старался, ни через час, ни через два – никакая заветная логика в записях мальчика не находилась. Тяжело вздохнув, дедушка встал из-за стола и затёкшие ноги тут же свело судорогой.
– Старый дурак, – пробормотал дедушка, добрался до своего дивана, держась за стены, и лёг спать.
 
Но выспаться ему так и не удалось. В пять часов утра он резко проснулся от сдавливающего чувства тревоги в груди. "Каракули", – внезапно пронеслось в его голове. Вскочив на ноги и немного поборовшись с головокружением от резкого подъёма, дедушка схватил лист с нумерованным алфавитом, карандаш, и, в чём был, выбежал во двор.
 
Чёрная сырая земля прилипала к натянутым на босу ногу галошам. Голова всё ещё немного кружилась. Дедушка вглядывался в размытые дождём цифры на стене сарая.
 
Записав на лист первую последовательность цифр, дедушка начал подписывать под них буквы. Вдруг он резко вдохнул и, выронив карандаш, прижал руку к груди.
 
Солнце.
 
Первая строчка начиналась со слова “солнце”. Всё по правилам. С буквой “л” в серединке. Ярким жёлтым мелком мальчик написал слово “солнце”. Немного отдышавшись, дедушка поднял карандаш, обтёр с него грязь прямо о футболку и продолжил писать.
 
Когда мальчик проснулся, дедушка сидел за кухонным столом. Футболка его была в грязи, неочищенные галоши стояли прямо в доме, а в воздухе витал горький запах “Корвалола”. Утренний свет слепящим бликом отражался от листка бумаги, лежащего на столе. Дедушка серьёзно посмотрел на мальчика и начал читать:
- Солнце прожарило нас
как картошку на сковородке мира
без соли и масла
дедушка улыбается
его улыбка лучший соус для этого дня.
 
Дедушка замолчал.
Крупными каплями, подражая вчерашнему дождю, слёзы лились по щекам мальчика и звонко капали на пол в образовавшейся тишине. Дедушка перевёл взгляд на внука и так же серьёзно сказал:
– Красиво получилось. И аппетитно.
 
Мальчик вдыхал воздух короткими резкими рывками, будто у него не хватало сил на полноценный вдох.
Дедушка повернулся к мальчику, слегка улыбнулся и одобрительно кивнул, будто разрешая сделать то, что ему хочется.
 
Мальчик вскрикнул и, шлёпая босыми ногами по холодному утреннему полу, бросился на шею дедушке. Там, сжимая плечи дедушки так сильно, что пальцы из розовых превращались в белые, мальчик, наконец-то, выдохнул. Он всё ещё плакал. Губы его дрожали, а сердце колотилось так, будто в нём кудахтали сразу все семнадцать дедушкиных кур. Но ему казалось, что именно сейчас, здесь, на этой кухне, рядом с грязными галошами, он, впервые в жизни, мог дышать свободно.
 
* * *
Дедушка сидел во дворе и чистил свежепойманную рыбу. Ещё прохладное весеннее солнце яркими бликами отсвечивало от летящих во все стороны чешуек. Кот, терпеливо выжидавший своей доли от речной добычи, вдруг резко повернулся к двери. Через несколько мгновений на крыльце показался юноша.
 
Он сбросил большой рюкзак, наполненный какими-то книгами и подошёл к дедушке. Блестящая чешуйка тут же прилетела на его новые широкие штаны. Юноша с укором посмотрел на дедушку.
– А вот нечего в своих "парашютах" по двору разгуливать, – сказал дедушка явно довольным тоном. Ему никогда не нравилась эта мода на просторные вещи, – Как там твоя программа-то? Есть какие успехи?
 
Юноша хитро улыбнулся и достал из кармана смартфон.
– Да неужто! – вскрикнул дедушка, подскочив и опрокинув тазик с рыбой на траву. – И что? Прямо работает? А ну, скажи, как тебя зовут?!
 
Юноша набрал несколько последовательностей цифр на экране смартфона. Через пару секунд электронный голос произнёс:
– Ты что, деда, со своей рыбой тут даже имя родного внука забыл? Андрей меня зовут. Андрей!
 
Дедушка хохотал, приплясывал, и пытался расцеловать смартфон, слыша, как внук, впервые, произносит для него своё имя.
Андрей улыбался. Кот, воспользовавшись моментом, доедал уже вторую, забытую дедушкой рыбу.
 
Маргарита Протопопова

[DJ]

Была сегодня в гостях у подруги. А у той - сын, десяти лет...
Ну, я, как водится, по дороге зашла в магазин, чтоб не с пустыми руками-то в гости идти, звоню оттуда подруге, спрашиваю: что Никите купить? А то знаете, небось, какие нынче родители выросли из поколения восьмидесятых: сами-то они в девяностые обожрались всякими сникерсами-баунтями-Кокаколами до жопного слипания, а детям своим этой всей гадости ни-ни!

От сникерсов кариес, от баунтей аллергия на кокос, от Кокаколы язва желудка, а жвачка в брекетах застревает. Поэтому вот тебе, дитя моё, мюсли, а вот органический веганский мармелад без сахара - они намного вкуснее и полезнее всей этой вашей химии. Мы-то знаем, мы-то той химии два вагона в детстве вточили - вот поэтому-то у папы к тридцати пяти все зубы и волосы выпали, а у меня вон какие морщины появились! А всё потому, что у нас тогда ещё интернетов не было, и неоткуда нам было узнать про ГМО, консерванты, красители Е124, и прочий ужас. Вот и ели что попало: и сникерсы с консервантами, и печенье с глютенами, и Юпи с

Зуко прям из пакетиков ****!
Чудом выжили.
А своим детям, конечно же, мы такой страшной участи не хотим и не позволим.

Ну, в вопросы воспитания детей я сроду не лезла - сама не перевариваю непрошенных Макаренко, поэтому просто всегда заранее спрашиваю у людей: что купить из вкусного вашим детям - а потом иду и покупаю, что бы это ни было. Хоть бы даже и органический веганский мармелад, простигосподи.

Ну и сегодня тоже спросила: что купить Никитке?

И подруга такая: Щас, подожди, я у него спрошу. - Никииииит, ты чонить вкусного хочешь? Только быстрее соображай, и особо не борзей. Чего? Каких? А, поняла.
И снова уже мне: - Купи ему семечки от Мартина. Только не в пакете, а в стаканчике, которые уже чищенные.

Не вопрос, купила я эти семечки, прихожу с ними в гости, отдаю их Никите и говорю: Эх, молодёжь... С одной стороны - я вам страшно завидую: вы живёте в сбывшейся мечте Вовки из тридевятого царства - практически ничего не надо добывать и делать самому. Даже семечки грызть - и то не нужно: пошёл в магазин, да купил там уже чищенные.

А с другой стороны...
Вам никогда не понять вот этого кайфа: когда ты спёр на колхозном поле здоровенный подсолнух, размером с таз, удачно избежал заряда соли в жопу, из дробовика колхозного сторожа, а потом вы сидите вечером с друзьями на заборе, разломав этот подсолнух на пять частей, грызёте сладкие мягкие семечки, и впятером мечтаете о велосипеде Десна...

Или вот купить стакан семечек у бабушки возле железнодорожной станции...
Раньше-то жареные семечки в магазинах не продавались, их надо было у семечных бабушек покупать.

И вот ты сначала пройдёшься вдоль всего ряда этих бабушек, у каждой попробуешь семечки из их больших мешков, потом выберешь у кого самые вкусные - и тогда уже бабушка возьмёт газетный лист, ловко свернёт из него кулёк, и насыпет тебе в него стакан своих вкусных семечек...
Блин, аж слеза навернулась.

А ещё знаешь, как было круто: поехать зимой с родителями на Рижский рынок, протаскаться там с ними два часа между прилавков с безглазыми свиными головами и вкусно пахнущей маринованной черемшой, и вот в конце этого скучного и неинтересного похода - мама всегда покупала целый килограмм сырых семечек.

А дома мы сами их жарили в духовке - так они получались вкуснее, чем если на сковородке.

И потом мы с младшей сестрой целый вечер грызли их, аж до типунов на языке: старались нагрызть целый стакан чищенных семечек, чтоб потом кааааак съесть их сразу одним махом!
Часа по три грызли без продыху, как белки. И всё ради того, что сейчас можно купить в любом магазиине, за три копейки.
Вроде бы, это и клёво, а вроде бы и нет.
Вроде, вкусно, конечно, но вот такого кайфа, как от тех семечек, которые ты сам нагрызал три часа - уже нет и не будет.

И Никита так смотрит на меня с недоумением и ужасом, и спрашивает: Эээээ... То есть, когда вы были маленькой - охранникам что, разрешалось стрелять в детей из ружья??? За сворванный подсолнух??? Их за это что, не сажали в тюрьму??

Тычо, дружок, - говорю, - да мы, если иной раз сторож и не промахивался - дома потом изо всех сил старались не спалить перед родителями свою красную жопу! А то они бы нам ещё по ней ремня добавили, если б узнали про наше воровство. В том-то и весь кайф, понимаешь? Спереть подсолнух и не попасться сторожу, или, если уж не повезло, и он тебя всё-таки подстрелил - геройски терпеть жопную боль, не реветь, не жаловаться родителям, и самостоятельно исцелять себя потом слюнями и подорожником.
И стою, сияю вся.
А Никита ещё раз сказал мне "Спасибо!", и быстро ушёл в свою комнату.

Зря.
Я как раз собиралась ему рассказать, как однажды сама, с точно таким же лицом, слушала, как мой свёкр Алексей Ананьич, прикрыв глаза и пустив слезу от счастья, вспоминал своё беззаботное счастливое детство.
"Бывало, - говорит, - у нас в деревне людей не хватало, пшеницу в поле убирать, каждые руки на счету: и вот мы, старшие мальчишки, годов по 10-11, тоже ходили помогать взрослым.

Помню, мать мне давала с собой узелок и палку - и я уходил в поле на весь день. В узелке у меня лежал обед: хлеб и молоко, а палка была нужна, чтобы от змей отбиваться. Змей в наших краях было полным-полно! Отовсюду прям на тебя прыгали, черти.

И вот, значит, наработаешься, устанешь, отойдёшь в сторонку - там сначала палкой всех змей из травы повыкидываешь подальше, а потом каааааак сядешь в травушку-то мягкую, да кааааааааааак съешь этот свой вкусный мамин хлебушек! Ммммммм...
Нет, вам этого кайфа никогда не понять!"

Так что не надо тут моим детством ужасаться - прекрасное у меня было детство: и семечки в нём были самые вкусные, и обеды с первым-вторым-третьим и компотом, и меня даже ни разу никто не посылал работать в поле, заботливо снабдив палкой для убивания гадюк!

Но вам, поколению айфонов, икс-боксов, и магазинных чищенных семечек, этого всё равно не понять!

(с) сеть

[Каролинка]

Да уж, натворила баба Варя делов… Пятилетний карапуз Димка, вывезенный на лето к бабушке с дедушкой, смотрел на грядку и ужасался. Его рябятишечье воображение уже рисовало страшные картины, как бабушка с дедушкой строго накажут бабу Варю за то, что она сделала…
Димка совсем не хотел, чтобы бабу Варю обижали
Она старенькая. Такая старенькая, что даже бабушка зовет ее мамой. А Димке она – прабабушка. Она хорошая, только все забывает и запутывает.
Димка понимал, что без него бабе Варе пришлось бы туго и добровольно взял над ней шефство.
Недосмотрел, получается. Провинился...
Баба Варя, не умеющая сидеть без дела, проснулась раньше Димки и отправилась хозяйничать в огороде. Теперь пацаненок смотрел на плоды ее трудов. Баба Варя прополола целую грядку. Но только она опять запуталась и выдернула все.
Вот совсем все. И сорняки, и кружевные хвостики морковки… Не будет теперь на этой грядке урожая…
Димка знал, что ее накажут. Вот его же наказали, когда он хотел проверить, выросла ли редиска. Хотя он очень аккуратно сажал её обратно, если видел, что редиска еще слишком маленькая.
Но бабушка сказала, что обратно она не прирастет и наказала. Не дала ему ватрушек… А Димка очень любил бабушкины ватрушки.
Страшно подумать, что ждет бабу Варю…
Ведь чистую грядку спрятать точно не получится. И вырастить ничего за полчаса тоже никто во всем мире не сможет.
А у калитки уже слышался голос бабушки. Димка изо всех сил тянул бабу Варю за руку: «пойдем-пойдем-пойдем!»
Поздно. Димка кинулся навстречу опасности. «Не вздумайте наказывать бабушку! Это не она! Она нечаянно!» - он запутался и чуть не плакал, но отступать не собирался.
Баба Маша смотрела сначала с недоумением, а потом вдруг начала улыбаться
«Не видит, что ли?» - подумал Димка. Нет, видит. Но улыбается, и на бабу Варю не ругается.
Потрепала Димку по русой макушке. Поправила бабе Варе сбившуюся косынку, сказала ласково: «пойдем, мама, жарко здесь становится. Сейчас чай пить будем» …
Димка радостно-недоверчиво мотал головой и плелся следом. Не накажут! А почему? Потому что он заступился?
После чая Димка вызвал бабу Машу на серьезный разговор
Вопросов было много и ответы Димке были очень нужны.
Баба Маша уверила его, что бабе Варе боятся нечего. Она старенькая и не всегда может понимать, что делает. А Димку похвалила. Молодец, что заступился.
«Значит, мы с бабой Варей оба хорошие!» - радовался Димка. Но как быть с пустой грядкой? Исправлять-то нужно же.
- Баб Маш! А давай мы на этой грядке яблочки посадим? А? У меня даже семечки от яблока есть? Представляешь, как красиво – целая грядка яблок! Баб Маш, а они, как редиска, в земле растут? Или, как помидоры – на кустиках?
Прошло очень много лет. Уже нет ни бабы Вари, ни бабы Маши. И все-таки, когда Димка рассказывает истории о них, его детям кажется, что и они были там – в солнечном лете папиного детства…"
 
 
Автор: Вре_Динка

[Каролинка]

Спорящий
 
В комнате было необычно тихо и буднично для такой ночи. Где-то за окном взрывались петарды, взлетали ввысь фейерверки, смеялись люди, сияли тысячами огней гирлянды, а здесь – выключен свет и слышно, как тикают старые, какие-то неуместные в современном мире высоких технологий, часики.
Елка, вернее, несколько связанных вместе и поставленных в тяжелую вазу сосновых веток, была украшена дешевым дождиком и парочкой шариков. Раскладной стол все еще хранил следы скромного пиршества: салат оливье, колбасная нарезка в тарелке, сельдь под шубой и две бутылки: пустая – из-под самого дешевого шампанского и на треть полная – с водкой.
Видно было, что здесь не слишком-то праздновали: чокнулись бокалами с шампанским и соком за Новый год, послушали речь президента, покушали немного и… все – свет потушили, телевизор выключили и закончили «веселиться», даже салаты отчего-то в холодильник не поставили.
На диване перед столом спал мужчина лет тридцати пяти, и то, что уснул он прямо в одежде без одеяла и постельного белья, и резкий запах от него перегара, и неровное дыхание, время от времени срывающееся на храп, говорили о том, что он мертвецки пьян.
Но в темной комнате он был не один, на стуле напротив окна скромно сидел мальчик лет семи, казалось, он чего-то ждал и к чему-то прислушивался.
А потом здесь словно из неоткуда появился еще некто третий. Он неспешной величественной походкой приблизился к спящему, четким выверенным движением вынул из ножен сияющий меч, занес над головой мужчины и…
- Дедушка Мороз? Это ты? – послышался детский голос.
Суровый гость непонимающе сдвинул брови и оглянулся на мальчика. В комнате было достаточно светло от света уличных фонарей и соседних окон, но, по вполне понятным причинам, гость совсем не ожидал, что его увидят. Впрочем, мальчик смотрел не на него, а куда-то в стену, повернув к держащему меч правое ухо.
- Дедушка Мороз, я тебя слышу. Ты здесь! Ты все-таки пришел!
- Слышишь? – удивленно переспросил гость и еще больше удивился, когда ребенок радостно ответил:
- Да, слышу!
- А?..
- Не бойся, я никому не расскажу о тебе! Но я знаю, что ты существуешь, всегда знал! Ты ведь не получил письмо от меня, от Миши Степанова?
Ангел Смерти, а это был он, в замешательстве опустил меч и отступил от жертвы. Его довольно сложно было смутить, и много веков подряд он делал свою работу беспристрастно, не обращая внимания ни на стенающих родственников, ни на суетящихся врачей, ни на что… но сейчас впервые две совершенно невиданные раньше вещи заставили его помедлить. Во-первых, мальчик каким-то чудом заметил его. А во-вторых, принял за того, кто дарит подарки, а не отнимает жизни.
- Это какое-то недоразумение, - прошептал он.
- Почему недоразумение? – тараторил Миша. - Я специально не написал письмо и твердо решил дождаться тебя и поговорить лично.
- Ты видишь меня?
Мальчик грустно, как-то по-взрослому, рассмеялся:
- Нет, я слепой. Но у меня очень хороший слух, я сразу понял, что ты пришел.
- И чего же ты хочешь?
- Ты можешь сделать, чтобы вся водка в мире исчезла? – Миша напряженно прислушивался, ожидая ответа. – Бабушка говорит, что сделать так, чтобы папа не пил, слишком сложно, никто за такое не возьмется, а вот если водка вдруг исчезнет…
Ангел хмыкнул, взглянув на бутылки на столе:
- Останется шампанское. Виски. Ром.
- Ну тогда, пусть и они исчезнут.
- Думаешь, это поможет?
Мальчик задумался, потом погрустнел, опустил голову.
- Вряд ли…
- Вот видишь, ты все понимаешь. Ничто уже не поможет твоему отцу, почему ты не попросишь чего-нибудь для себя?
Губы ребенка задрожали, из глаз непроизвольно закапали слезы, и он заговорил быстро, дрожащим голосом, срываясь на всхлипы:
- Ты не понимаешь, Дедушка Мороз, это же мой папа! Он просто заболел. Он очень переживал из-за того, что мама умерла, и заболел. И его нужно вылечить. Если бы я мог, то вырос бы и научился лечить людей… Но только я никогда не научусь, потому что слепых во врачи не берут… Но папа, папа, он… хороший, очень хороший, поверь… Нас только трое осталось: я, бабушка и папа. Мама умерла… и дедушка. А если папа пить не перестанет, то тоже может умереть, я знаю. Но ты ведь волшебный, ты ведь все можешь! Мне совсем подарков других не надо, если у тебя там игрушки для меня или конфеты какие… не надо, Дедушка, можешь другим детям отдать. Я обещаю, что больше ничего и никогда не попрошу у тебя, только сделай так, чтобы папа выздоровел! Пожалуйста!
Ангел стоял, хмурился и думал, что никогда раньше рукоять сияющего меча не жгла так сильно его руку. Ему вспомнились улыбающееся морщинистое лицо дедушки этого самого мальчика, и светлые веселые глаза его матери. Он закачал головой, напомнил себе, кто он, крепче сжал меч и бесстрастно произнес:
- Ты говоришь, что твой отец болен, но разве эта болезнь – не его собственный выбор, разве не добровольно он выбрал ее, забыв о тебе и твоей бабушке?
- Нет! – закричал Миша. – Не говори так! Дедушка Мороз, так нельзя говорить! Человека всегда можно вылечить, всегда, я знаю!
- Даже если он сам не хочет? И сам не верит?
- Даже если так! Добро все может! А если он не верит, то я буду верить за двоих! Я и за троих смогу, и за четверых, хоть за всех на свете буду верить! А ты Дедушка Мороз…
- Я не Де… - Ангел не договорил, он отчего-то передумал, что-то заметил, что-то ведомое лишь высшим существам вдруг открылось ему, изменив настроение и намерения.
Суровый Ангел Смерти возвел глаза к Небу, постоял так, к чему-то прислушиваясь, затем вздохнул, пробормотал:
- Он ведь еще доставит мне массу неприятностей… Каждый раз спорить с ним по каждому, казалось бы, однозначному случаю?.. Господь, ты точно решил?..
Ангел взял меч в обе руки за лезвие у основания и на конце и, подойдя к мальчику, приложил клинок к невидящим глазам. Миша вздрогнул от неожиданности, тихо вскрикнул, резко отпрянул и, часто-часто заморгал.
- Ты не Дедушка Мороз! – воскликнул мальчик, рассмотрев гостя.
- А ты больше не слепой, - ухмыльнулся Ангел Смерти. – Свидимся еще, Михаил Иванович Степанов – выдающийся хирург и непримиримый спорщик со смертью, - сказал и исчез.
Миша не понял ничего из последних слов Ангела, он был слишком поражен, что тот, кого он принимал за Деда Мороза, оказался одетым в черное молодым парнем с длинными волосами и сияющим мечом в руках.
Резко вдохнув и закричав, так, что разбудил бабушку в соседней спальне, подорвался на диване Мишин папа. Он сидел, глядя вокруг дикими глазами и приговаривая:
- Приснится же… Приснится же… Все! Завязываю! Завязываю… точно!
Ни папа, ни бабушка, ни до конца сам Миша, еще не знали, какие подарки принес им этот Новый год.

Владислав Скрипач